Mayzer | War Veteran, Tbilisi
06.03.2021 | 10 Min to readСмотрите текст на русском языке ниже
Mayzer
War Veteran, 54 years old, Tbilisi
I served in the Motorized Infantry Brigade from 1984-1986. Those who wanted to become a sergeant were offered to join the military service school. All this interested me and I said I wanna go.
We were stationed in Primorsky Krai, on the border with China, on the top of the Sea of Japan. The conditions were horrible. In the summer, mosquitoes and flies ate us alive, in winter, it would drop to minus fifty degrees. Those that could handle it survived, those who couldn’t, died. Some even committed suicide.
For a month or two, it was really hard for me, but I was physically strong, I used to do karate and track and field, this helped me a lot in life.
I had finished professional driving school, and when I came back from the army, I worked as a tractor driver from 1986 to 1988, then as a driver in the construction of the Khudoni Dam in the village of Idliani, Mestia district. Then our national movement stopped the HPP project, again. Otherwise, before that, working as a van driver I transported materials from Samegrelo, made two or three trips a day, and had a salary of up to 350 maneti a month.
The attention of the whole Soviet Union was on us then, this gigantic construction was supposed to be stopped, millions had been spent and the foundation had already been built. We went on a hunger strike. There were twenty in the beginning, but only seven or eight of us made it to the end. The rest became ill. When they took them to Zugdidi hospital, they told them that we would not take in these bastard hunger strikers. Apparently, people were outraged. Even our parents came out. We read our written wills at the rally. This made people completely mad. The parents took off from the protest and blocked the roads. At that time, we were being pressured from all sides. We carried out this hunger strike so meticulously that they could not find a single weak point, they could not break us, and so we persevered. This got so big that the Chairman of the Council of Ministers of the USSR, Nodar Chitanava, came down and wrote an order right in front of us: Stop the construction of the Khudoni HPP.
Then came April 9th.
In July 1989, the situation in Abkhazia (one of the break-away regions of Georgia since 1993) became tense. National Movement leader Vova Vekua was killed in Abkhazia. Four boys from Samegrelo (the region bordering Abkhazia) were attacked and killed by a mob. The funeral procession was attended by 30,000 people marching in the rain. The streets were packed.
People stormed militia buildings and took guns. Women came from Svaneti geared up. People were coming in big cars, some of them were sitting on top of them. It was such a sight to behold, a true, national spirit was roaring, it's hard to describe it.
Then the National Guard was first formed. We took the oath in April, I became a Guard officer, I am still proud of it today. In March 1991 I was sent to Tskhinvali (the central city in the break-away region of Georgia, South Ossetia). When we entered, it was peaceful, no one was saying a word, but we were soon pulled out of there. I was sent to Akhaltsikhe. I served there before the civil war started in Tbilisi.
It was my first real combat during the Tbilisi war (December 1991-December 1992). There were great guys standing on both sides. But as enemies. Everyone believed they were fighting for the country.
No one cares about patriotism nowadays. We were all in a patriotic spirit, both camps. What happened was the responsibility of the leaders, the politicians, not of people. I say this everywhere, and I am not afraid that I defended the legitimate government of Zviad GAmsakhurdia (the first elected president of Georgia). The rest I do not know.
I also remember the last day, on January 6th, Zviad Gamsakhurdia said we're leaving. He started to come out of the bunker, we left our positions, they had pretended to give us a safe corridor and let us go, but they ambushed us on the Metekhi bridge. Three full buses left followed by a covered three-axle ZiL. We sat in the Lada 07. Right when we mounted the bridge, we were attacked from all three sides. Every car was shot up. In my car, only I survived. My face was sprayed with the boys' blood and brains. Many died on the buses as well. Those of us who survived got out and walked on foot slowly towards Lilo, the suburb of the city. My friend, Vephkvia was badly wounded, he had four bullets in his brain.
After the coup, I went to Svaneti with my relatives. Then it was soon announced, officers must return to work, they had to form an army. What could I do?ǃ I came back and returned to work. Then I served for twenty years, I participated in every battle. Wherever a bullet fell, I was there.
We also had a clash with Vazha Adamia over the Tskhinvali events. Gamsakhurdia would not say anything that was illegal. I was down there with the Ossetians on November 23 and Gamsakhurdia did not really say or give an official order that the Ossetians should leave Georgia. Many who served with us were the kind of guys that were more Catholic than the Pope. There were these types in my battalion too, but that does not mean that the order was from Zviad. They were taking it upon themselves too much. Ossetian news did not reach me, and if there was anything within my reach happening, I would stop it. I did not allow lawlessness in either direction. Because first I am human and then I am in uniform. I would not allow anyone to be oppressed.
My Vephkvia managed to survive back then but was killed in Tskhinvali. He was a commander. He and six soldiers were patrolling. We were standing in the same place. One night they ambushed them, killed everyone, and cut out their hearts. This is not included in any laws about war. War is war, you have to shoot or be shot. But Vephkvia, I couldn't recognize him when I saw him. He was wearing the uniform I had gifted him and that's how I knew it was him because otherwise, I would never recognise him, he was so mutilated. No real warrior would stoop to this level against an enemy. The mutilated were brought in, some were driven over. They were inhumanely slaughtered. They were soldiers at the end of the day, not robbers?! If he was an officer, why couldn't they let the soldiers live?
No, they were all killed. By torture.
What are you supposed to do? To whom should I tell these stories? Which friends of mine are left alive? Most of them are dead.
That was August 13, 1992. That night Abkhazia started.
______________________________________
Text: Nino Lomadze
The transcript was prepared by Keso Kobidze
Маизер
Ветеран войны, 54 года, Тбилиси
В 1984-1986 годах я служил в мотострелковой пехотной бригаде. Тем, кто сержантским делом интересовался, предлагали пойти в «училку». Меня все это интересовало и я заявил о своем желании пойти туда.
Мы стояли в Приморском краю, у китайской границы, ну, прямо у Японского моря.
Ужасные условия там были. Летом комары и мухи не давали нам жить, а зимой были морозы, аж до 50 градусов ниже ноля. Кто выдержал, выдержал, а кто нет, умер. Некоторые даже покончили с собой.
Пару месяцев мне тоже было очень трудно, но я был физически крепкий. Мне во многом помогло то, что в свое время я занимался и каратэ и атлетикой.
Я учился на шафера. Я тракторист. Вернувшись из армии я сначала работал трактористом, в 86-88 годах, потом шофёром в деревне Идлиани Местийского района, где Худонгес строился. Потом мы, наше национальное движение остановило проект гидроэлектростанции. До того я перевозчиком работал, материалы возил из Мингрелии, 2 или 3 рейса в день за 350 рублей в месяц.
Внимание всего Советского Союза было приковано к нам. Такое огромное строительство собирались остановить, а ведь, уже были вложены миллионы и фундамент был заложен.
Мы объявили голодовку. Нас было двадцать человек, но до конца дошли семь или восемь из нас. Тех, кому стало плохо, отвезли в зугдидскую больницу, но там сказали, что не собирались принимать голодающих подкидышей.
Люди сошли с ума. На улицу вышли даже наши родители, а мы прочитали перед митингующими наши завещания. Волнение дошло до пика. Наши родители перекрыли дороги. Со всех сторон нас контролировали, но акцию голодовки мы провели так чисто, что никто не сумел найти ни одну слабую точку. Не сумели они сломить нас, и мы дошли до конца. Дело дошло до того, что приехал сам Нодар Читанава, председатель совета министров Грузинской ССР, и там же написал указ о прекращении строительства Худонгес, прямо на наших глазах написал.
Потом было 9 апреля, а в июле 1989 года уже и в Абхазии накалилась обстановка. Убили местного лидера национального движения Вову Векуа. Четверо парней из Мингрелии погибли во время групповых нападении. Тридцать тысяч митингующих провожали их на последнем пути. Шел дождь, но улицы были переполнены людьми.
Люди вломились в здания милиции и вынесли оттуда оружие. Из Сванети приехали женщины, вооруженные до зубов. На больших машинах приезжали люди, сидели даже на крышах машин. Такое было зрелище... Словами не передать, как сильно чувствовался настоящий национальный дух. Потом сформировалась национальная гвардия. В апреле мы приняли присягу, и я стал офицером гвардии. До сих пор горжусь этим.
В марте 1991 года меня послали в Цхинали. Когда мы туда прибыли, все были тихо и спокойно, но вскоре нас отозвали. Меня отправили в Ахалцихе, где я служил до начала тбилисской войны.
Получилось так, что свое боевое крещение я получил во время этой войны. Крутые парны стояли на обеих сторонах, однако между нами была вражда и каждая сторона верила, что за страну воевала.
Сейчас о патриотизме никто не думает, а мы, на обеих сторонах, были проникнуты духом патриотизма. Не мы, а политики были в ответе за то, что случилось. Я всем смело говорю, что я законную власть защищал. Про остальное ничего не знаю.
Помню последний день, 6 января, когда Звиад Гамсахурдия сказал, что пара было уезжать. Мы вышли из бункера, оставляли позиции. Как будто отпустили нас, предоставили коридор, но на Метехском мосту устроили нам засаду. Три автобуса, битком набитые, а за ними один трехмостовой крытый зил... Мы в семерке сидели. Как только наша машина заехала на мост, с трех сторон открыли огонь. Всех перестреляли. В моей машине кроме меня никто не выжил. На моем лице били кровь и мозги парней.
Выжившие вышли из машин и пешком направились в сторону Лило. Медленно мы шли. Вепхвия, мой друг, был тяжело ранен, четыре пулевых ранении в голове...
После переворота я поехал в Сванети, к родственникам, но вскоре объявили, мол, офицеры, возвращайтесь на службу. Им нужно было собрать армию. Что мне оставалось делать, кроме того, как вернуться на службу? Я прослужил двадцать лет, побывал везде, где что-то такое происходило.
По поводу того, что происходило в Цхинвали, у нас была стычка даже с Важей Адамия. Гамсахурдия никогда не сказал бы чего-либо незаконного. Я 23 ноября к осетинам ездил и Гамсахурдия там не сказал ничего, никакого приказа, мол, осетины, уезжайте из Грузии, он не отдавал. У нас служили такие, кто себя считал большими католиками чем папа римский. Много их было. В моем батальоне тоже были такие, но это не значит, что приказ отдал Звиад. Они лишнего себе позволяли. До меня не доходили новости об осетинах, но где мог, везде их останавливал, не допускал беззаконья. Я в первую очередь человек, а потом человек в форме. Я бы не допустил, чтобы угнетали коло-либо.
Мой Вепхвия тогда выжил, но в Цхинвали его убили. Он был командиром. Он и еще шесть солдат патрулировали, а мы стояли на одном месте. Однажды ночью им устроили засаду и убили всех, всех выпотрошили. Это за рамками законов любой войны. Война есть война, на войне то ты в кого-то стреляешь, то в тебя стреляют, но Вепхвию было невозможно. Он был так искалечен, если бы не форма, которую я подарил, я бы его не узнал. Ни один воин не подпишется на такое. По некоторым проехали на машине, не по-человечески их убили. Военными они были, не какими-то разбойниками же... Ладно, он был офицером, но зачем им было солдат убивать? Нет, они убили всех, всех подвергли истязаниям.
Чего тут поделаешь, кому все это расскажешь? Да и друзей у меня не осталось, умерло большинство.
13 августа 1992 года началось в Абхазии.
______________________________________
Текст: Нино Ломадзе
Транскрипт: Кесо Кобидзе