Sign /map | Gocha, from Ksuisi [Eng/Rus]

Смотрите текст на русском языке ниже

Gocha, 46 years old, Ksuisi, currently lives in Khurvaleti 

During the time of the first unrest, if someone died in the village, we would still invite everyone to the funeral. During the day, if it wasn’t too tense, enemies, and supporters, we were all brothers. At nightfall and that’s it, the shooting would start. Ossetian shot at a Georgian and Georgian shot at an Ossetian. But still, visiting didn’t stop. Life went on. Only a walking path separated our villages. 

There was a shooting two kilometers away from us. From little boys to my papa’s age people, everyone had guns. Everyone stood on guard posts. The fear was the biggest factor. Say someone really came to the village, don’t you have to protect your family? I lived at the head of the village. Very close to Ossetians. I remember in 2008, I sat down in the evening, I tied my second boot and before I could finish putting on a halter (for bullets), I picked up my automatic and opened the door, I couldn’t go outside. Bullets were raining down. I got on the ground. 

The entire night, the Ossetians scorched us, didn’t have any mercy on us. I was on the front lines. With one automatic. My father and my neighbor also had guns. They didn’t allow us to raise our heads. On the trees and hills, you think, it was hailing. Plus my neighbor’s and my basement was full of kids, women, and the elderly. That night one of the houses was burned, then another house, a woman was wounded, an elderly. When the sun rose, our artillery came. I took my mother and sister down by crawling through the gardens. All of Mereti was full. There were so many soldiers. We went to this one spot, the bosses were standing there, they had a map in their hands and they were planning something. Hello, I said. I greeted everyone. Where are you coming from, they asked. From the village up there, I said. Which one, they said. I went closer and looked at the map to show them. One continued speaking. We will begin from there and cleanse that village and then move to that village, he says. What cleansing of a village?! This is a Georgian village, I am coming from there, women, children, elderly are all still here, the whole village is full, what are you cleaning out, I said. Really, they said. They didn’t have a clue that we were there. I have also come across such situations.  

Father couldn’t leave the cattle, couldn’t leave the houses, couldn’t leave the chickens, couldn’t leave the equipment. He still had hope that they wouldn’t sacrifice us. Then one day, and they came to our village. 

Now,  you turn on the TV and they say, anti-occupation. What anti-occupation, which anti-occupation! Excuse me but, was it anti-occupation when they stood on the line and showed their asses? Or when they had protests? Was that anti-occupation? My opinion is that they did the opposite. They brought more destabilization to these borders. They come in, yell, and then they leave. Is a Russian afraid of their yelling or threats?! The neighboring villagers stormed in, they almost beat up the protestors. What do you want kids, leave us alone?! they told them.  Before they got here, they put up a fence at the border, then when they came, they included the house on the other side of the fence, then they came a second time, then they moved the border once again. Now they have put in a tower in the middle of the village. What do they want, do they want the whole village to be expelled? Do you remember this year when the sign was there? They made the biggest deal out of that. Look where the sign is now! Anywho the Russian brought it down and staked it down here. Right in front of your noses. Is that kindness?  Because the Russian did more harm to me than any of those people. We escaped through the gardens, naked, with only the clothing on our back, that’s the only thing we have left. 

_______________________________________________________________________

From the Series, “Recalling Memories - South Ossetia 1991/2008”
Text: Nino Lomadze
Transcription: Nata Machaladze
The name has been changed as requested by the respondent
Photo: Vladimir Svartsevich / Anastasia Svartsevich from the archives

Трафарет

Гоча, 46 лет, из Ксуиси, проживающий в Хурвалети

Во время первой заварухи если кто умирал в деревне, люди не смотрели ни на что и всех приглашали. Если ситуация не накалялась до предела, в дневное время мы все, и враги и друзья, были братьями друг другу. Однако, как только темнело, начинали стрелять. Осетины стреляли в грузин, а грузины в осетинов, но в гости друг к другу ходить не переставали. Жизнь шла своим чередом, а наши села друг от друга одна лишь дорога отделяла.

В двух километрах от нас велась стрельба. Начиная юнцами, заканчивая ровесниками моего деда, все были вооружены до зубов и все стояли на постах. Это происходило больше из-за страха... Вдруг на самом деле проберется кто-то в село, надо же защитить семью. Я жил на окраине деревни, совсем радом с осетинами. Помню, как однажды в 2008 году, сел я на стул и завязал шнурок сначала на одном ботинке, потом на втором, надел лифчик, схватил автомат и открыл дверь. Но на улицу выйти было уже невозможно. Пули сыпались градом. Я лег на землю.

Осетины вели огонь всю ночь, не щадя никого. Я был на передовой линии, с одним единственным автоматом в руках. У моего отца и одного соседа были ружья. Невозможно было голову поднять. Было ощущение, что град сыпался на заборы и деревья. В подвалах моего и соседского домов прятались дети, женщины и старики. В ту ночь сначала сгорел один дом, потом другой, потом ранили пожилую женщину. Утром прибыла наша артиллерия. Мать и сестру я вывел через фруктовые сады. В Мерети негде было нагой наступить, столько там было военных. Вот стоят командиры, смотрят на карту и планируют что-то. Я поздоровался со всеми и успехов пожелал. Опросили, откуда я шел, а я ответил, что с верхнего села был. «С какого села?» опять спрашивают. Я подошел поближе и всмотрелся в карту, чтобы место им указать, а один из них говорит:

- Отсюда начнем. Проведем чистку вот этого вот село и перейдем на ту деревню.

- Какое село вы собрались вычищать? Это грузинская деревня, я оттуда иду, там все еще много женщин, детей и стариков. О какой чистке может быть речь? – вмешался я, а они удивились, не знали, что мы там были.

Я в такую ситуацию попал.

Отец никак не мог оставить ни корову, ни дом, ни кур, ни технику. Надеялся, что они не предали бы нас, но в один прекрасный день нагрянули на нас тоже.

Включишь сейчас телевизор и кричат про антиокупационное это, антиокупационное то... Какое антиокупационное? Очень извиняюсь, но ни о том ли они разговаривают, что собрались у границы и задницы показывали? Или же их акции были антиокупационными? По моему мнению, они сделали все наоборот, больше дестабилизации внесли в пограничные села.

Прибегут, покричат и убегают. Их криков боятся русские, или их угроз? Люди с соседних сел несколько раз на них нагрянули и чуть ни избили их там, мол, чего хотите дети, оставьте нас в покое. Объясняли им, что до их появления ограждение проходило на окраине села, а после их прихода один дом проглотили, ну, а после второго раза, еще больше передвинули ограждение. Сейчас в центре деревни стоит вышка. «Хотите, чтобы нас совсем отсюда выгнали?» спрашивали люди.

Помните трафарет, который в том году наверху стоял? Из-за того трафарета такой шум подняли, мол, видите, где трафарет стоит. Вот и взяли трафарет русские и внизу поставили, у нас прямо перед носом. Разве это доброе дело? Разве им русские навредили больше чем нам? Голые по садам бежали, бежали в чем были.

____________________________

Текст: Нино Ломадзе
Транскрипт: Ната Мачаладзе
Фото: Владимир Сварцевич / Анастасия Сварцевич из архива
По просьбе респондента мы изменили его имя.
Из цикла Живая память — Южная Осетия 1991/2008