Applications | Fatima Margieva, Tskhinval [Eng/Rus]

Смотрите текст на русском языке ниже

Fatima Margieva, Tskhinval

I was against the breakdown of the Soviet Union. It was dangerous. People still remembered what had happened in 1920. Our grandmothers and grandfathers told us how they survived severe persecution. When we went up into the mountains, they showed my sisters and brothers where their ancestors' houses were, the ones they burned and destroyed. Even after, these events were never reckoned with until the 90s. 

We lived in friendship with Georgians, we also knew the language, but we were afraid of the Soviet Union collapsing and Georgia becoming a separate state. We realized that we needed to do something. We heard pro-Western rhetoric in Georgia, yet North Ossetia was staying part of Russia. The speeches of Georgian nationalists proclaimed that all other people living in Georgia could not have the status, which ancient Georgians had. 

The like-minded people of my generation used to gather and think about what we should do. We sat and thought up a thousand plans. In the late '80s, we just spent days talking. The worst happened, the worst we could have ever imagined.

The South Ossetian elites back then, this Komsomol, KGB, and others played a horrible role as well. They got so many privileges that finally distanced them from people. They had separate sanatoriums, separate shops.

The situation became so tense that we could no longer ignore it, so we gathered and the eight of us went up to Chekhoev. At that time, he was the first secretary of the Tskhinval district committee. We were: Alan Chochiev, Konstantin Kochiev, Yuri Dzitsoyit, Mira Tskhovrebova, Natasha Sanakoeva, Vyacheslav Gobozov, I may not remember all of them. We told Chekhoev that the Soviet Union was collapsing and we must do something, we must avoid the war.

We suggested to Chekhoev that the district committee, the official government, and the unofficial popular force, "Adamon Nykhas," work together. So there wouldn't be a dual power situation. 

You seem like smart people. Do you really believe that the KGB would allow the breakdown of the Soviet Union?" We realized we couldn't rely on him. This was a few months before the collapse of the Soviet Union. The 23rd of November had already happened and Christmas of 1991 had passed.

My husband is a doctor. Back then, he worked in the maternity ward and on the ambulance.  His grandmother was Georgian so he knew Georgian well. Even at the peak of misunderstandings, he was not afraid to go to Georgian villages during emergency calls.  Once this thing happened when a patient was being brought from Kekhvi by ambulance. If I remember correctly, he was named Kochishvili. He was a history teacher. On the way, the irregulars stopped him and shot this poor man in the car. When they brought him down to the city center, people gathered around. In the evening, my husband, Misha, told me, "We have to buy a gun." And he bought a pistol but never fired.

We had to first break the information blockade. The world needed to know about us. Kochiev Zarema came up with a genius idea. Let's make a list of people who want to apply for refugees status abroad, she said. Application forms were brought from Moscow from various embassies and consulates, and people began to fill out these forms. They filled these applications not so much to leave, but to break the information vacuum. To let people know that people were driven out of their homes from fear of fascism. 

I applied to South Africa. I remember one question: "Do you have any acquaintances in South Africa?" I wrote: "Robert Mugabe and Nelson Mandela." All jokes aside, some statuses were granted, but as far as I know, no one left.

_______________________________________________________________________
From the Series, “Recalling Memories - South Ossetia 1991/2008”
Text: Zarina Sanakoeva
Photo: Vladimir Svartsevich / Anastasia Svartsevich from the archives

бланки

Фатима Маргиева, Цхинвал 

Я была противником развала Советского Союза, это была опасность, потому что то, что произошло в 1920 году, отложилось в памяти людей. Наши дедушки и бабушки еще успели рассказать нам, как пережили жестокое изгнание 1920-го года. Мы поднимались в горы, и нам, моим братьям и сестрам рассказывали, где были дома моих предков, как потом их сожгли и разрушили. Но и потом, за все года с 1920 до 90-х годов тем событиям не была дана оценка.

Несмотря на то, что в обычной жизни мы были очень дружны с грузинами, знали этот язык, жили с ними, мысль о том, что Советский Союз развалится и Грузия окажется отдельным государством, вызывала большую тревогу. Было понятно, что нам нужно определяться. В Грузии звучала прозападная риторика, мы видели, что Северная Осетия в составе России. Из риторики грузинских национальных лидеров становилось понятно, что грузины лишают все народы, которые живут на территории ГСССР того статуса, который они дают грузинскому народу, как коренному.

Мы с единомышленниками и сверстниками много думали том, что делать. Мы сидели и чертили всевозможные развития ситуации, что будет происходить при том или ином раскладе. Уже с конца 80-х годов мы проводили десятки часов за такими разговорами. А то, что потом произошло, было самым худшим вариантом из того, что мы могли предположить.

Плохую роль тогда сыграла наша югоосетинская «элита», это комсомол, КГБ, и все подобные организации. Они оформили себе такие преференции, которые оторвали их от народа. Для них были отдельные санатории, магазины. 

Когда ситуация уже дошла до такой точки, когда игнорировать ее уже нельзя было, мы собрались и группой из 8 человек поднялись к Чехоеву. Это тогда был первый секретарь Цхинвальского Обкома Партии. С нами был Алан Чочиев, Константин Кочиев, Юрий Дзиццойты, Мира Цхобребова, Наташа Санакоева, Вячеслав Гобозов. Я могу ошибаться, и не помнить всех. Мы сказали Чехоеву, что Советский Союз распадается и надо что-то делать, чтобы избежать войны.

Мы предлагали Чехоеву работать вместе, Обкому партии – официальной власти и неофициальной власти в лице «Адамон Ныхас», вокруг которого объединился народ. Чтобы не было двоевластия.

Чехоев нам сказал: «Ну вы же умные люди. Неужели вы думаете, что КГБ допустит развала СССР?». После этого уже стало понятно, что надеяться на них нельзя. А это было за несколько месяцев до развала СССР; уже случилось 23 ноября, уже случилось рождество 1991 года.

Мой муж был врачом. Он работал и в родильном доме, и в скорой помощи. У него и бабушка была грузинка, и он хорошо знал грузинский. Он не боялся ездить и в грузинские села на вызовы, даже в самый разгар вот этих событий. И вот однажды у них был случай. Они везли больного из Кехви на скорой. Это был Кочишвили Давид, насколько я помню. Он был учителем истории. По дороге их остановили неформалы, и расстреляли этого больного прямо в машине. Когда его привезли, в центре города люди собрались люди. Вечером того дня Миша, мой муж, сказал: «Придется покупать оружие». Он купил пистолет, но никогда не стрелял из него.

Одной из главных задач оставался прорыв информационной блокады, чтобы о нас узнали в мире. И вот Кочиева Зарема придумала гениальную идею. Она предложила составлять списки людей, которые хотят уехать за границу беженцами. Они из Москвы с разных консульств и посольств привезли бланки, и люди стали заполнять эти бланки. Не столько с целью уехать, а с тем, чтобы прорвать информационную блокаду. Чтобы обратили внимание на то, что вот весь народ встал и уезжает из-за фашизма. Я записалась ЮАР. Помню, там был вопрос: «Есть ли у вас знакомые в ЮАР?». Я написала: «Роберт Мугабе и Нельсон Мандела». Шутки шутками, а некоторым пришли положительные ответы на просьбу в убежище, но я не знаю никого, кто бы уехал.

_______________________________________________________________________
Из цикла «Живая память - Южная Осетия 1991/2008»
Текст Зарины Санакоева
Фото: Владимир Сварцевич / Анастасия Сварцевич из архива.